Устал от любимых стихов. Как-то ночью, увязая в улицах незнакомого городка, споткнулся об ощущение, что стало нечего бормотать себе под нос в тишине неторопливых прогулок - все зачитано до дыр, переповторено по сто раз. А кое-что забыто и теперь требует перезаучивания. Пост-памятка. Постепенно буду дополнять.
К. Арбенин:
Улитка осеньюУлитка осенью
Осень. Падает доллар.
Густо желтеет пресса
На сером банкнотном стане.
В пустой яйцеклетке дома
Прятаться бесполезно -
Всюду тебя застанет
Осеннее чудо цвета.
Прошедшего лета титры
Уплывают на юго-запад.
В трубке вместо ответа
Тихо.
Как на картинке,
К воздуху примерзают
Воздушные поцелуи.
В кухне дрожит посуда
В предчувствии гололёда.
Неделю напропалую
Перед окном пасутся
Бездомные самолеты:
Порт запретил посадку -
Небо дало осадку.
Заранее неприкаян,
Из затяжной печали
Вылезаю одной ногою.
Как сахарин в стакане,
В сутках своих вращаюсь,
Не чувствуя под собою
Ось. Изморозцы гибнут
Под солнечной кислотою,
Как устрицы под лимонной.
В лифта глухой кабинке
Почти ничего не стоит
Встретиться с Лизой Моной
Взглядом. Покуда дали
Танцуют немые танцы
В лиственных базиликах,
В зеркале наблюдаю
Покинувшую свой панцирь
Уличную улитку.
Время разбить копилку
Собственной лени в пику.
Вечер. Зрачки сужаются.
Крошатся витамины,
Как сбитая штукатурка.
В поэзии еду зайцем -
От Ветреной до Повинной -
И раздаю поштучно
Строки. На поворотах
Тени мои меня же
Путано обгоняют.
Осень - почти работа,
И не измерить стажа
Круглыми трудоднями.
Октябрь стоит на месте.
Смещаю аккорд недели
В лоно седьмого лада -
Чтобы собрать в созвездья
Разбросанные по телу
Отточия шоколада.
Горек, лилов и крепок
Беззвёздного неба слепок.
Рельсов стальные вены
Текут кровеносным сплавом
Под скальпель колес.
И снова,
Закончив дневную смену,
Как ломаные булавки,
В подушечки гастрономов
Солнце вонзает блики.
Формул его офорты
Не разберешь и спьяну.
Голенькую улитку
Полощет нутро реторты -
От форте
до пиано.
В кармане, в районе сердца,
Плавится шоколадка
Маршрутным листом кленовым.
Растерянным иноземцем
Пролистываю закладки
Автобусных остановок.
Щурятся светофоры -
Осень дает мне фору.
Память не верит слухам;
Термиты ума сжирают
Построенное руками
И строят - единым духом,
Оставляя косые шрамы
Косы на камне...
Восемь. Грустят балконы.
Зеленых дождей петарды
Взрываются в медном мраке.
С деревьев, как из альбомов,
Ссыпаются миллиарды
Засвеченных фотографий.
Небо, как квас в бидоне...
Со всех неземных скамеек
Уходим в подъезд -
так надо.
В моллюска твоих ладоней
Вкладываю камею
Талого шоколада, -
Теплых кофейных плиток
Сердцеподобный слиток...
Таинство первой пробы.
Ночь, шоколад, улитка,
Осени этой клочья -
Все потайные тропы
Сквозь фокус твоей улыбки
Сходятся в многоночье...
Что-то светила шепчут
Рыбами на экране.
Ртом на искомом теле,
Будто подводный жемчуг,
Родинки собираю -
Допьяна, до потери
Пульса. Ветра, как дети,
Гоняют по льду улитку,
Лишенную геликона.
Летом я был свидетель;
Переведен в улики
Осенью.
Будь спокойна.
Не вальс (предисловие)Не вальс (предисловие)
Комод. Патефонная злая игла.
Тифозно-иконная комната. Фуга.
Где ты была? Когда ты была,
Сестра милосердия (в скобках - подруга)?
Плохая писклявая плоская твердь -
Кровать, на которой всё разом зачато:
Волхвы и желания, голод и смерть,
Друзья и враги, сыновья и внучата.
И запах клопов - будто запах духов.
Бедовые платьица, примусы, слоники.
Басовый аккорд фисгармонных мехов.
Кресло в морщинах. Стихи и поклонники...
А год безымянный, безвременный век.
Война - не война, но тоскливо и вьюга.
И там за стеклом - молодой человек
И всё еще девочка (в скобках - подруга).
На дняхНа днях В амфитеатрах играет ветер.
Приходят гости, снимают туфли.
А трагик смешон и едва заметен
За греческим хором грошовой кухни.
Да и что за трагедия - не вмещаться
В рамки, в квартиры, в размеры, в муки,
В биографию, в споры и даже в счастье!..
"Что вы читаете?" - "Звуки, звуки..."
В Вавилоне, извечно творящем нравы,
Сменились правила переноса:
Точки над "i" получили право
Уйти в андеграунд - под знак вопроса.
И они ушли, не утратив меры,
И вместо обеда блюдут сиесту.
Так верящий в бога теряет веру
В себя, ибо свято одно лишь место.
А дно - лишь место, где быть горбатым -
Не столь зазорно, не так обидно,
Где ямб начинается лишь после пятой
Стопки какого-нибудь напитка.
Ю.Шевчук Когда единКогда един
Когда ты единочество стреляющих теней
В лесу застывшем среди камней и льдин
Когда луна ползёт по коже обмороженных берёз
По горло в спящем мире
И нож в руке разбойничий, стальной
По сытой лире
И видишь голоса, но не живые
На слух неразличимые у ельни
Звенящие сухими камышами
Когда на дальнем берегу огни деревни
Взъерошенными псами
Уныло воют в небо на дугу
В такие ночи мёртвые стекаются на озеро
Все павшие, убитые, слепые
Бредут, ощупывая тьму и не отпетый прах
Все позабытые
Когда твой телескоп разбился в небесах
Когда луна, объединяя суету в единое и цельное пространство
Заморозила сырьё непостоянства
И во дворе висящие бельё
Когда один, один, играющий в войну
Так тихо и коварно
Я понимаю, на бред похож мой Век
Меня в него не звали
Следы словами на снегу рифмуютя бездарно
Соотношенья эти никогда не создадут луну
От них едва ли родится новый человек
И всё ж един я с этими больными облаками
Рябой землёю, лесом, озером и мертвецами
И мертвецами...и мертвецами...
И. Бродский
Воспоминания Воспоминания
Белое небо
крутится надо мною.
Земля серая
тарахтит у меня под ногами.
Слева деревья. Справа
озеро очередное
с каменными берегами,
с деревянными берегами.
Я вытаскиваю, выдергиваю
ноги из болота,
и солнышко освещает меня
маленькими лучами.
Полевой сезон
пятьдесят восьмого года.
Я к Белому морю
медленно пробираюсь.
Реки текут на север.
Ребята бредут - по пояс - по рекам.
Белая ночь над нами
легонько брезжит.
Я ищу. Я делаю из себя
человека.
И вот мы находим,
выходим на побережье.
Голубоватый ветер
до нас уже долетает.
Земля переходит в воду
с коротким плеском.
Я поднимаю руки
и голову поднимаю,
и море ко мне приходит
цветом своим белесым.
Кого мы помним,
кого мы сейчас забываем,
чего мы стоим,
чeго мы еще не стоим;
вот мы стоим у моря,
и облака проплывают,
и наши следы
затягиваются водою.
Полевой сезон
пятьдесят восьмого года!
Узнаешь:
это - твое начало.
Холмы (отрывок) Холмы (отрывок)Холмы -- это наша юность,
гоним ее, не узнав.
Холмы -- это сотни улиц,
холмы -- это сонм канав.
Холмы -- это боль и гордость.
Холмы -- это край земли.
Чем выше на них восходишь,
тем больше их видишь вдали.
Холмы -- это наши страданья.
Холмы -- это наша любовь.
Холмы -- это крик, рыданье,
уходят, приходят вновь.
Свет и безмерность боли,
наша тоска и страх,
наши мечты и горе,
все это -- в их кустах.
Холмы -- это вечная слава.
Ставят всегда напоказ
на наши страданья право.
Холмы -- это выше нас.
Всегда видны их вершины,
видны средь кромешной тьмы.
Присно, вчера и ныне
по склону движемся мы.
Смерть -- это только равнины.
Жизнь -- холмы, холмы.
Конец прекрасной эпохи Конец прекрасной эпохи)
Потому что искусство поэзии требует слов,
я -- один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой, --
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф -- победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя, --
это чувство забыл я.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто; туалеты невест -- белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей --
деревянные грелки.
Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.
Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут --
тут конец перспективы.
То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор -- не кричать же слугу --
да чешу котофея...
То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем -- все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.
Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.
Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.
Зоркость этих времен -- это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить -- динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра
М.Цветаева***
Легкомыслие! - Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мне вбрызнул смех,
Ты мазурку мне вбрызнул в жилы.
Научил не хранить кольца, -
С кем бы Жизнь меня ни венчала!
Начинать наугад с конца
И кончать еще до начала.
Быть как стебель и быть как сталь
В жизни, где мы так мало можем...
- Шоколадом лечить печаль,
И смеяться в лицо прохожим!
А.Блок
***Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь - начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь,
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
В. Маяковский:
Лиличка (вместо письма)Лиличка (вместо письма)
Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
В. Высоцкий:
Белое безмолвиеБелое безмолвие
Все года и века и эпохи подряд
Все стремится к теплу от морозов и вьюг.
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено только на юг.
Слава им не нужна и величие,
Вот под крыльями кончится лед-
И найдут они счастье птичее
Как награду за дерзкий полет.
Что же нам не жилось, что же нам не спалось,
Что нас выгнало в путь по высокой волне?
Нам сиянья пока наблюдать не пришлось,
Это редко бывает - сиянья в цене!
Тишина. Только чайки как молнии.
Пустотой мы их кормим из рук.
Но наградою нам за безмолвие
обязательно будет звук.
Как давно снятся нам только белые сны,
Все другие оттенки снега замели,
Мы ослепли давно от такой белизны,
Но прозреем от темной полоски земли.
Наше горло отпустит молчание,
Наша слабость растает как тень.
и наградой за ночи отчаянья
будет вечный полярный день.
Север, воля, надежда, страна без границ.
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,
потому что не водится здесь воронья.
Кто не верил в дурные пророчества,
в снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь
и очень ссылки (тоже "на потом" ):
http://arbenin.info/biblioteka.php
http://www.world-art.ru/lyric/
-
-
02.09.2010 в 16:40-
-
02.09.2010 в 16:56pishipravilno.blogspot.com/2009/05/blog-post_11...
-
-
02.09.2010 в 17:05я ж про твои "как-бы" молчу всегда.
а так - спасибо
сильные вещи ты подобрал
upd: упражнения в ссылке выполнила, готова отчитаться в течениЕ ближайщего времени.
-
-
02.09.2010 в 17:08а эти штуки мне когда-то засели в голову, но вот повыветрились со временем... повторение, мать...
-
-
02.09.2010 в 17:12Анонимный комментирует...
Какую осмысленную пользу несет это правило русскому языку?
Если я представляю себе время как течение, почему нужно как-то хитро искажать естественное произношение слова, лишь затем, чтобы соответствовать правилу?
-
-
02.09.2010 в 17:21